alexey5351 (alexey5351) wrote in rabota_psy,
alexey5351
alexey5351
rabota_psy

Category:

Перенос в травме. 1

Перевод отрывка текста из книги ”Trauma and Recovery. The aftermath of violence – from domestic abuse to political terror” by Judith Herman, M.D.
_

Пациенты, страдающие от травматичного синдрома, формируют характерный тип переноса в терапевтических отношениях. Их эмоциональный отклик на человека, находящегося в позиции власти над ними, деформирован ощущением ужаса. По этой причине реакции травматичного переноса интенсивны и создается ощущение, что речь идет о жизни и смерти, что редко встречается в обычных терапевтических отношениях. Как сказал Кернберг, “Это выглядит, как-будто жизнь пациента зависит от возможности контролировать терапевта.” Наиболее точные описания колебаний травматичного переноса встречаются в кейсах терапии пограничного расстройства личности, которые были написаны еще до того, как возможные причины этого расстройства были известны. Исследователям казалось, что деструктивная сила постоянно внедряется в отношения терапевта и пациента. Эту силу, которую традиционно относили к врожденной агрессии пациента, сейчас можно более точно назвать проявлением образа насильника. Психиатр Эрик Листер заметил, что перенос у травмированных пациентов отражает скорее всего не просто диадные отношения в терапии, а скорее тройственные отношения: “Террор выглядит таким образом, как-будто терапевт и пациент находятся в присутствии третьего человека. Это образ насильника, который … требовал молчания, и чей приказ молчать [сейчас] нарушается.”



Травматичный перенос отражает не только ощущение ужаса (террора), но и ощущение беспомощности. В момент травмы жертва испытывает абсолютную беспомощность. Она не способна защитить себя сама и кричит, призывая ей помочь, но никто не приходит на помощь. Она чувствует себя абсолютно брошенной. Память об этом ощущении проникает во все последующие отношения. Чем сильнее эмоциональное убеждение пациента в беспомощности и “брошенности,” тем более остро она чувствует отчаяние и ощущает потребность во всемогущем спасателе. Часто она предоставляет эту роль терапевту. Она может сформировать сильно идеализированные ожидания в отношении терапевта. Идеализация терапевта защищает пациента - на уровне фантазии – от ощущения ужаса травмы. В одном из успешных терапевтических кейсов терапевт и пациент смогли понять ощущение ужаса, как источник, из которого выросло требование пациента о спасении: “Терапевт заметила – Это страшно - нуждаться в ком-то так сильно и ощущать, что не можешь контролировать человека.” Пациент прониклась этой фразой и продолжила мысль: “Это страшно, потому что вы можете меня убить тем что вы мне говорите… или если вам станет все равно, или если вы меня бросите.” Терапевт ответила: “Теперь нам понятно, почему вам нужно, чтобы я была идеальной.”

Когда у терапевта не получается соотвествовать ожиданиям идеальности – а это происходит неизбежно – пациента обычно переполняет ярость. Поскольку пацент чувствует, что его жизнь зависит от спасателя, он не может себе позволить быть толерантным – он не может позволить терапевту быть просто человеком и иметь право на ошибку. Беспомощность травмированного человека, его отчаяние, ярость на спасателя, который пусть даже и на мгновение, но не смог соответствовать своей роли, иллюстрирована в кейсе ветерана Вьетнамской войны Тима О’Брайана. Он описал свои ощущения после ранения в сражении:

'Желание мести ело меня изнутри. Ночью я крепко пил…. Я помню, как меня подстрелили и как я орал чтобы прислали медика и потом ждал, ждал, ждал, один раз потерял сознание, потом очнулся и опять орал, и помню как от того, что я кричал было еще больнее, я помню этот ужасный запах, исходящий от меня, пот, страх, неумелые пальцы Бобби Джоргенсена, когда он наконец добрался до меня и начал оказывать первую помощь. Я помню, как я вспоминал все это, снова и снова, каждую деталь… Я хотел наорать на него: “Ты кретин, это шок – я умираю,” но все что я мог - это кричать. Я вспоминал все это, и больницу и сестер. Я даже помню ярость. Но я больше не мог чувствовать. В конце концов все что я чувствовал – это холод в груди. Во-первых – этот парень меня чуть не убил. Во-вторых – он должен за это заплатить.'

Это свидетельство показывает не только беспомощную ярость жертвы, которая испытывает ужас смерти, но и смещение (displacement) его ярости с того человка, который в него стрелял на того, кто помогал. Тим чувствует, что его чуть не убил медик, а не солдат противника. Кроме того, его ярость смешана с ощущением оскорбления и со стыдом. Хотя ему очень нужна помощь медика, ему непереносимо, что его видят в таком “грязном” состоянии. Пока его раны залечиваются в больнице, он планирует отомстить – не тому, кто стрелял, а неумелому медику.

Многие травмированные люди чувствуют ту же ярость к тем, кто пытается им помогать, и переживают те же фантазии мести. В этих фантазиях они хотят унизить расстраивающего их и вызывающего зависть терапевта до того самого непереносимого состояния ужаса, беспомощности и стыда, которое они испытали сами.

Источник:

Trauma and Recovery: The Aftermath of Violence--from Domestic Abuse to Political Terror by Judith Herman
Tags: травма
Subscribe

  • Post a new comment

    Error

    default userpic

    Your IP address will be recorded 

    When you submit the form an invisible reCAPTCHA check will be performed.
    You must follow the Privacy Policy and Google Terms of use.
  • 12 comments